— Да, железо в Джунгарии тоже добывают только на государственных рудниках, — подтвердил Агнар, — но никакие налоги там никто не отменял. И взымают их со всей строгостью. Однако денег все равно не хватает, и потому цены на железо и соль император всегда устанавливает высокие. Вот джунгарские бонды и стараются сами плавить железо из болотной руды, а соль покупать у яньшанов, так в Джунгарии называют солеторговцев. К югу от Джунгарии лежат густые непроходимые леса, где живут только людоеды и колдуны. Но в одном месте на южном берегу есть залив со множеством мелей и подводных камней, и к берегам его примыкает долина, окруженная со всех сторон высокими горами. Яньшаны выжгли и вырубили в этой долине лес, завели там рисовые поля, а на берегу стали выпаривать из морской воды соль. Вода на юге зимой не замерзает, и поэтому джунгары добывают соль не из льда, как на севере, а прямо из морской воды. Добытую соль они засыпают в мешки, грузят их в лодки, прикрывают сверху мешками с рисом и зеленью и развозят по рекам и каналам всей Джунгарии. Покупают бонды соль охотно потому, что яньшаны берут за нее меньше, чем император, но все же яньшаны остаются в большом барыше, так как соли у них хватает, и всю работу по ее добыче делают море и солнце, а им остается только выгребать соль лопатой из каменных чанов, установленных на берегу, где их затопляет приливом.
Сперва Агнара поставили сгребать соль и засыпать ее в мешки. Работа эта тяжелая, соль разъедала ему кожу, а кормили его все больше рисом да рыбой, а мяса он вообще не видел. Потом тайпэн яньшанов Син Дань увидел его силу, узнал, что он знаком с лодками, и посчитал, что его лучше использовать в торговых плаваниях. Агнар совершил много плаваний по рекам и каналам Джунгарии и не раз участвовал в схватках с императорскими стражниками, которые постоянно ловили яньшанов и казнили за нарушение императорского указа. Но хотя заслуг у Агнара было много, платили ему мало, и все больше бронзовыми монетами и лишь изредка серебром. А тайпэн жил в большом доме с желтой черепичной крышей и имел не только охранявших его хирдманов, но и хускарлов [40] . Но в устроенное повыше в горах святилище он всегда отправлялся один, говоря, что желает посоветоваться с шэнями [41] без посторонних.
Даже детей с собой он не брал. Агнар же не верил ни во что, кроме собственной силы и храбрости, и поэтому решил узнать, о чем это тайпэн советуется с какими-то шэнями. Он спрятался в горах там, где должен был пройти тайпэн, и тайком последовал за ним. Дойдя до святилища, тайпэн отвалил при помощи посоха один из лежащих там больших камней с надписью, которой никто из живших в Хон-Коне не понимал, потому что джунгарское письмо знают немногие и грамотных в этой стране очень почитают и называют шэнжэнь, что значит…
— Совершенномудрый, — поторопил его Фланнери. — Дальше.
— … И насыпал что-то в углубление под камнем. Он стоял спиной к Агнару, и поэтому тот не видел, что сыпал тайпэн.
Потом тайпэн зажег перед святилищем курительницы и помолился своим шэням. «Насовещавшись» с ними вдоволь, тайпэн ушел, а Агнар подошел к камню и, поднатужившись, отвалил его. В углублении оказались слитки золота, золотые изделия, а также много серебряных монет. Столько золота Агнару еще никогда не приходилось видеть, и он решил, что теперь удача непременно будет с ним. Золото он переложил на свой халат и завязал халат в узел. Дождавшись, когда стемнеет, Агнар прокрался к себе в хижину, где распределил золото по мешочкам и привязал их ремешками к поясу. На следующий день он забрал из хижины все, что могло понадобиться в пути, и отправился в плавание с очередным грузом соли.
Быстро взглянув на остальных, я увидел по их лицам, что они тоже догадались, чем дело кончилось, и, желая поскорей лечь спать, я задал Агнару наводящий вопрос:
— А зачем ты забрал все золото из тайника? Ведь если его было так много, ты мог бы таскать его по частям и тайпэн бы ничего не заметил.
— Я бы взял частями, но мне нужно сразу, — изрек Агнар несвойственным ему голосом пророка, а затем продолжил прежним тоном: — Приплыв в Джунгарию, Агнар почти сразу же сбежал, опасаясь, как бы тайпэн не известил своих людей о краже. Он стал пробираться на северо-запад, полагая, что в Баратии яньшаны до него не доберутся, поскольку туда ходили только караваны, а их грузы проверяли специальные чиновники. И вообще если везти соль в такую даль, то она становилась не дешевле императорской, добываемой на месте. А в Баратии никаких яньшанов не было, так как в лесах на юге там скрывались бараты, а они ненавидят всех джунгар и не позволили бы им построить там какой-нибудь баратский Хон-Кон.
Когда до караванной тропы оставалось уже всего пять дней пути, бонды из деревни Бутунда попытались убить Агнара. Но тот всегда спал, зарывшись в солому, а на свое место клал набитый соломой халат. Разбуженный шумом, поднятым возле куклы бондами, Агнар троих убил, а четвертого ранил и строго допросил. Тот сказал, что тайпэн пообещал большую награду, если Агнара доставят к нему живым или мертвым. Агнар понял, что тайпэн хочет вернуть свое золото и потому не станет обращаться за помощью к властям, а лишь известит обязанных ему бондов, что надо ловить рыжего чужеземца. И поэтому стал пробираться к караванному пути, не заходя в деревни, а останавливаясь лишь на государственных постоялых дворах, что построены вдоль всех главных джунгарских дорог. Но на второй день пути, когда он выходил с постоялого двора, ему преградили дорогу пятеро воинов во главе с гуанем [42] .
«Схватите этого беглого раба», — приказывает гуань. «Я вольный человек», — отвечает Агнар. «У нас есть заявление хозяина, почтенного Син Даня, извещающее о побеге красноголового раба по имени Аньнар, и твои приметы совпадают с его описанием. Следуй за нами в управу для установления личности», — потребовал гуань.
И гуань, и воины, по-видимому, нисколько не сомневались, что Агнар так и сделает, и поэтому очень растерялись, когда он бросился на них с ножом. Сразив первого ударом в горло, Агнар выхватил из мертвых рук алебарду и свалил сразу двоих, ударив одного клинком по горлу, а другого древком в живот. Двое оставшихся воинов опомнились и бросились к Агнару, собираясь заколоть его, но тот высоко подпрыгнул и, взмахнув алебардой, снес одному голову, а в конце прыжка ударил ногами по древку оружия другого и сломал его. Воин бросил обломок в Агнара и схватился за меч, но Агнар легко увернулся и заколол врага. А потом развернулся на пятке и двинулся с алебардой наперевес на начальника этих воинов, который, в отличие от них, опомнился только теперь. И то, видимо, не до конца, потому не выхватил меч, а вместо этого закричал: «Меня нельзя обижать, я — гуань!» — и Агнар убил его. А потом убил и поднявшегося с земли последнего воина. Затем двинулся было дальше, но кто-то видел, как он убил гуаня и воинов, и предупредил всю округу дымом над башней. И уже у следующего постоялого двора Агнара поджидало столько воинов, что тот предпочел отступить и попытался идти по залитым водой рисовым полям. Но императорские стражники преследовали его и там, притом весьма усердно. Они вели себя так, словно убитые воины и гуань были их родичами. О караванном пути в Баратию Агнару пришлось забыть — даже если бы удалось добраться до этой дороги, его непременно опознали бы проверяющие груз гуани, которые тоже полагали, что государственных людей нельзя обижать.
Тогда Агнар попытался уйти на север к хуграм или на северо-восток к яматам, но каждый раз наталкивался на заслоны пограничной стражи и с трудом отрывался от погони. Преследователи загнали его в глубь Джунгарии, и там за него снова взялись люди тайпэна. Агнар метался в поисках выхода, но безуспешно. И тогда он решился совершить то, что до него не совершал никто и никогда, — перебраться в Баратию прямо через Заснеженные горы.